Ода дилетантам

       (Весь последующий текст составляет собой цитирование двух книг доктора философских наук, профессора А. К. Сухотина, изданных в серии "Эврика" - "Парадоксы науки" и "Превратности научных идей").

       История науки знает случаи, когда важнейшие открытия делали не те, кому это было "положено по должности". По свидетельствам истории, не последнее слово в науке произнесли дилетанты.
       "Понятие "дилетант" обросло многочисленными значениями, таит массу смыслов, чаще всего пренебрежительных. Но в действительности это слово происходит от итальянского "дилетто", означающее "удовольствие". Оно соответствует человеку, которому работа в смежной области знания доставляет радость и который занимается ею просто так, в своё удовольствие. Таким образом дилетант – значит неспециалист, точнее, не получивший специального образования в той отрасли науки, где он отваживается что-то сказать. И делает он это именно потому, что увлечён, интересно. Или же осознавая необходимость, ценность и важность для общества результатов своего труда (если видит, что "специалисты" эту возможность не замечают, а от разрешения проблемы очень многое зависит).
       Другой вид дилетантов – самоучки. Хотя они до всего дошли сами, их успехи в науке порой внушительнее, чем у иных титулованных специалистов. Так говорили об И. Дицгене (XIX в.), сапожнике по профессии и философе по призванию, сравнивая его с некоторыми официально признанными философами того времени. Самоучки – выходцы из бедных слоёв. Они приходят в науку, гонимые жаждой познаний.
       Отметим ещё дилетантов горизонтального и вертикального смещения в зависимости от того, в смежные или же в качественно новые дисциплины они переходят. Но, несмотря на различия, всех дилетантов объединяет желание подойти к проблеме со стороны, с иных позиций, а то и вовсе без какой-либо предварительной позиции. Одним словом, дилетанты всегда переходят пограничные линии между науками либо вообще вторгаются в науку со стороны.
       Как свидетельствует история, дилетанты сделали немало ценных открытий, более того, им принадлежит заметная роль в развитии науки. Если взять научные открытия, за какой угодно исторический период, получится, что многие выдающиеся результаты получены дилетантами. Среди новаторов в науке также непропорционально большая доля выходцев из других дисциплин. Иначе говоря, дилетантов.
       Так, с одной стороны, в химию приходили физики. И не просто приходили, но и проявляли себя в ней как выдающиеся учёные, например физик Г. Кирхгоф, который вместе с химиком Р. Бунзеном открыл эру спектрального анализа, внедрил его в практику химических исследований. С другой стороны, немало химиков послужили успеху физических исследований; скажем, профессор химии Копенгагенского университета Х. Эрстед, установивший связь электрического тока с явлениями магнетизма.
       Аналогичные перекрёстные движения отмечены между химией и медициной. Так, английский врач В. Проут высказал плодотворную гипотезу, что все химические элементы образуются из самого лёгкого – водорода. В свою очередь, когда профессор химии Л. Пастер обнаружил, что причина болезней вин – брожение, вызываемое микроорганизмами, он тут же провёл аналогию между брожением и гниением. А это позволило установить микробную природу многих заболеваний человека. Недаром, характеризуя вклад Л. Пастера в медицину, писали, что колоссальная революция в самих основаниях врачебной науки, насчитывающей уже тридцать веков, произведена человеком, чуждым врачебной профессии.
       А. Лавуазье, окончательно выведавший тайну кислорода, показав его участие в процессах окисления, тоже был дилетант. Он пришёл в химию из физики. Впрочем, и в физику он тоже пришёл со стороны, поскольку в молодости получил юридическое образование, но затем испытал сильнейшее влечение к естествознанию.
       Ещё один пример – история открытия одного из великих законов природы – закона сохранения и превращения вещества и энергии. Один из авторов этого открытия, Г. Гельмгольц, был известен работами в области физики. Однако его вступление в науку шло через медицину. Другим автором закона сохранения значится Р. Майер, тоже немецкий естествоиспытатель и тоже медицинского "происхождения". Как раз случай с Р. Майером – типичный пример того, насколько человек, вооружённый "посторонними" знаниями, помогает решить задачу. Есть все основания заявить следующее: вероятно, хорошо, что Р. Майер имел медицинское образование, так как именно оно помогло ему открыть физический закон. Ещё один яркий представитель корпорации дилетантов, причастный к открытию этого закона – М. Ломоносов. Правда, по несколько другой линии. Он – один из тех, кто вышел из низов народа и перешагнул на пути в науку неодолимые барьеры.
       Итак, три дилетанта на один закон. Такое совпадение вряд ли объяснимо только происками случайности. Скорее напрашивается желание принять дилетантизм плодотворным спутником научного творчества.
       Другое – пожалуй, особое, проявление дилетантизма, это дилетантизм учёных-самоучек. Их стоит выделить в особую группу потому, что они в ещё более резких тонах подчёркивают парадоксальность ситуации "дилетант-специалист". В резких по той причине, что самоучки не получили никакого образования, это люди, которые поистине создали сами себя.
       Успехи К. Гаусса в науке столь велики, что ещё при жизни ему присвоили титул "короля математиков". Однако в математику К. Гаусс вошёл самоучкой. Сын водопроводчика из немецкого города Брауншвейга, он не располагал возможностью учиться в школе. Самостоятельно проштудировал труды И. Ньютона, Ж. Лагранжа, Л. Эйлера, став "с веком наравне". А вскоре он уже обогнал его, заглянув на многие десятилетия вперёд. В ряду самоучек находим имена и многих других выдающихся учёных. Английский химик Д. Дальтон происходил из бедной семьи ткача. Всеми знаниями он обязан самообразованию. Его великий соотечественник, блестящий учёный первой половины XIX века М. Фарадей также приобщился к науке благодаря самообразованию. Родился в семье кузнеца. После короткого пребывания в начальной школе он 13 лет поступил в обучение к переплётчику. Узнал и другие профессии. Так, работая, юноша одновременно много читал, посещал публичные лекции учёных. Постепенно пришло желание самому испытать свои силы в науке. Обратился к Г. Дэви с просьбой принять его на работу в Королевский институт, который вскоре поручил молодому человеку чтение курса лекций, хотя тот был всего лишь простым служителем-лаборантом".
       Этот список можно было бы продолжить, кажется, до бесконечности. Но сказанного вполне достаточно для цели, которую я преследую. А именно: обосновать возможность создания "неспециалистом" сложнейшей концепции. Если судить строго, то в той области, которую я разрабатываю (системная физика) вообще пока нет специалистов. Как не было их в своё время ни в одной из процветающих ныне областей человеческой деятельности.
       То, что я предлагаю, из разряда очень актуальных решений. Открытие, которое я предлагаю, было под силу реализовать лишь такой стране, как СССР (в силу ряда причин культурного, геополитического, исторического плана). Современные Россия и Украина, скажем (тоже в силу ряда причин) с такой задачей, скорее всего, не справятся.
       Но (конечно же, всегда появляется это "но"), главная проблема в том, что это открытие по шкале фундаментальности можно отнести к самым фундаментальным. Фундаментальным идеям всегда, и в более гармоничные эпохи приходилось несладко, что уж говорить о господствующем ныне буквально сиюминутном прагматизме во всём (в том числе он присутствует и в политике крупных стран). Но особенность нынешней ситуации такова, что приемлемого выхода у человека вне реализации этого фундаментального открытия нет. Нет обходного пути, а если он и есть – то это плохой путь. Все практические решения (которые вытекают из старого набора наших представлений о мире) поведут нас по очень неудобной, каменистой тропке, а куда – лучше не думать.
       Исторические факты свидетельствуют, насколько зыбки, подвижны грани между практически полезным и бесполезным при оценке научного результата, насколько быстро знание, только вчера казавшееся далёким от практических забот, сегодня становится нужным (в качестве примера можно привести отношение к собственным открытиям таких великих естествоиспытателей, как Герц, Рентген, Резерфорд).
       Надо не забыть сказать об одной форме инерции. Чем больших высот, успехов достигает та или иная наука (подход, метод), тем более основательные стереотипы эта ситуация порождает. Стереотипы о всемогуществе данного подхода, о законченности знания, полученного с его помощью. Это можно сказать и о человеческом познании в целом. Подобные стереотипы всегда оказывались ложными – но тут же нагромождались вновь.
       Факт налицо: открытия обычно не принимают (объявляя курьёзом, фикцией) потому лишь, что они резко рассогласуются с сегодняшней научной позицией, переросли её. Научное сообщество, ещё не успев подняться в своём подавляющем большинстве до новых высот, испытывает при виде их душевный дискомфорт. Оттого свежие идеи выпадают из общего хора, рождая недоумение, насмешки, протест.
       Попытаемся найти этому психологическое объяснение. Действует своего рода "закон сохранения невежества". Он выражает инерцию мышления и восходит, видимо, к биологическому принципу наименьшей траты энергии или принципу целесообразности: организм стремится расходовать минимум усилий, необходимых и достаточных для получения какого-либо жизненно важного результата.
       Подобно этому действует и исследователь. Когда перед ним встаёт познавательная задача (объяснение новых фактов, отыскание причины явления, закона и т. п.), он вначале ищет решение на основе имеющейся теории, применяя уже известные методы. Если это не удаётся, учёный, спасая теорию, пытается внести в неё дополнения, присоединить новые элементы, даже видоизменить. Если же и на этот раз ответ не получается, то приходится менять теорию, отправляя её на слом.
       Однако такая замена – крайний шаг, на который исследователь идёт с трудом и лишь в исключительном случае, когда иного пути нет. Он всеми силами стремится приспособить старое знание, старую парадигму (норму, образец решения познавательных задач) для истолкования этих новых фактов. Здесь и коренится причина столь сильной привязанности учёных к существующим теориям, здесь источник сопротивления прогрессу. Но, сохраняя старое знание там, где необходим переход к новому, наука и поступает согласно "закону сохранения невежества". Чем напряжённее путь к истине, тем болезненнее расставание с нею. История науки, по существу, в каждой более или менее крутой точке её поворота предъявляет свидетельства того, как привычные традиционные решения оказывают инерционное действие, мешая принятию ценных завоеваний, которые в течение долгих лет оказываются благодаря этому не у дел.
       Надо ли искать слова и обороты, чтобы осудить линию, которая не поспевает за шагами прогресса. Заключение может быть только одно: не стоит отвергать идею по тем лишь мотивам, что она непривычна, по-другому "смотрит" на мир.

г. Запорожье, 2005 г.